Как я уже говорил, мы, вероятно, познакомим вас кое с кем на этом конгрессе, да? Была такая вероятность. Так что я хочу представить вам самых лучших людей, которые есть сейчас на Британских островах. Встаньте, пожалуйста.

Спасибо.

Встаньте. Встаньте. Встаньте. И теперь я представляю вас вам. Спасибо.

Что ж, конгресс уже начался?

Не каждый день вам удается встретить столько замечательных людей, сколько бывает на любом собрании саентологов.

Угу. Так вот, я собираюсь заставить людей, которые не пришли, пожалеть об этом, а потому на этот раз, на этот раз, что ж, мы рассмотрим нечто намного более важное, чем то, что мы только что рассмотрели, поскольку на самом деле то, что мы только что рассмотрели, не так уж важно. Мы просто решили основную проблему, которая мучила людей веками, и выяснили, с чем мы в основном согласились, понимаете? И рассмотреть это за час ничего не стоит. И мы приступим к этому, в самом деле приступим к этому сейчас. И мы рассмотрим оставшийся фактор.

Ну что, пора нам заняться делом, а? Пора заняться делом.

На самом деле в первый час я говорил об общении с точки зрения радиации, а потом я перешел к контролю. И контроль вызывал множество споров, понимаете, необыкновенное множество споров. Когда тему контроля впервые подняли в группе саентологов, они сказали: «Ньяу... нет!» И я ответил: «Но ведь так-то и так-то, так-то и так-то».

Мне необходимо дать вам в ближайшие четыре дня... сегодня и в следующие три дня... достаточно информации, достаточно всякой всячины, достаточно данных и сведений, чтобы, когда вы встретите какого-нибудь саентолога где-нибудь в Англии... Он спросит вас:

И они сказали: «Рон, мы пережили твой процессинг “Черное и белое”; мы мучались с тобой на твоем “Процессинге создания”; мы пошли даже на то... мы пошли даже на то, чтобы бесконечно ходить пешком по всему Лондону; но теперь, Рон, ты зашел слишком далеко. Это уже слишком».

• Ну как конгресс?

И я ответил: «Что ж, раньше я никогда не просил вас делать что-то только ради меня, только для меня». Я сказал: «Одна половина вас проведет другой половине процесс по контролю вот таким образом: “Дайте мне вашу руку. Спасибо. Дайте мне вашу руку. Спасибо. Дайте мне вашу руку. Спасибо”». Эти ребята, конечно же, пережили «Открывающую процедуру посредством воспроизведения», поэтому могли сделать то, о чем я их просил.

А вы зададите встречный вопрос:

Они сказали:

• А почему тебя на нем не было? Он скажет:

• А что, если преклир говорит: «Ну и ну, у меня только что было озарение»?

И вы ответите:

• О, я не могу. Это будет слишком долго.

И вот теперь я должен сделать так, чтобы эти слова были чистой правдой.

Вы хотели бы услышать кое-что о новом факторе, который появился в Саентологии?

Так вот, этот новый фактор... этот новый фактор – контроль. Процедура сегодня называется КОО: контроль, общение и обладание. И фактор контроля выдвинулся вперед и встал в один ряд со всеми остальными важными факторами, а потом пошел еще дальше и встал в один ряд с общением и обладанием.

• Ух ты. Ладно, мы сделаем это, Рон, но только ради тебя. Дайте мне вашу руку. Спасибо. Дайте мне вашу руку. Спасибо. Дайте мне вашу руку. Спасибо.

Как только мы направляем взгляд на эти три фактора, мы видим перед собой две стороны медали. Мы видим... общение (настоящее общение): верхняя, блестящая сторона. Прекрасно, замечательно. Настоящий контроль: верхняя сторона, блестящая, замечательная. Настоящее обладание: хорошо, верхняя сторона медали. А извращенное, испорченное обладание, обладание, в котором было отказано: это как раз тот фактор, который создал у людей аберрации. Это плохо... это темная сторона медали.

Контроль... плохой контроль, непозитивный контроль, контроль с помощью наказания, принуждения, угроз. Это темная сторона медали, которая создала у людейаберрации. А дальше мы смотрим на третий фактор, общение: неправильное общение, искаженное общение, извращенное общение, ложь, отсутствие подтверждений; общение с неправильным терминалом в неправильном направлении; это фактор, который создал у людей аберрации.

Мы обнаружили эти три фактора. Они дают нам плюс, из которого проистекают все остальные плюсы, и минус, из которого проистекает вся аберрация. Эти три минуса: плохое общение, плохой контроль, искажение обладания или отсутствие обладания, – они дают нам то аберрированное состояние, в котором мы находим человека. И его исцеление, его освобождение зависит от других трех вещей: от хорошего общения, хорошего контроля, хорошего обладания. Вот и вся история.

И они вдруг обнаружили, что получают достижения быстрее. И они сгребли в охапку парочку кейсов, работа с которыми не давала никаких результатов... «Дайте мне вашу руку. Спасибо. Дайте мне вашу руку. Спасибо».

И у нас есть новое трио, такое же важное, каким в свое время был треугольник АРО. Это потрясающее и очень ценное трио. Что это такое, что с этим делать, – это просто невероятно. Простота, с которой разрешаются проблемы человека при использовании этих трех факторов, не может быть преувеличена даже мной. И это впечатляет.

И они воскликнули: «Уррра! Это подходит для одитинга, но больше нигде не пригодится».

У нас появилась интересная новая дефиниция. До сих пор, если кто-то спрашивал вас, кто такой саентолог, – ответить на этот вопрос было не так-то просто. Саентолог – это человек, который одитирует людей, который создает терапевтический эффект... который не такой-то... который такой-то. Не то чтобы было сложно или трудно быть саентологом; все дело в том, что это не было чем-то очень конкретным и четким.

Они вышли на улицу... раньше они долго-долго пытались купить овощи и всякие другие вещи у продавца, они говорили:

Давайте посмотрим на действование саентолога. Действование саентолога. Опишите его. Что делает саентолог? Ну, он одитирует людей, у него есть группа... нет, прошу прощения, это не будет конкретным действованием, которое можно было бы выпалить на одном дыхании... так чтобы почтальон, кондуктор и кто угодно еще просто сказал бы: «Ха! Это верно, это верно» – понимаете? «О, вот что он делает! Боже!» Они нисколько не поражены!

• У вас есть репа? У вас есть то-то?

Так вот, сейчас есть дефиниция, которую можно выпалить на одном дыхании. Между прочим, это важно иметь такую дефиницию. Вы с ней не согласитесь, по крайней мере не сейчас. Пока вы не проведете или не получите немного одитинга в отношении этого, вы не согласитесь. Вы будете избегать этого: помните, я сказал, что контроль – это аберрация, но это еще и выход.

Понимаете, плохой контроль – это сама аберрация. Так что само слово «контроль» вызывает у людей некоторые сомнения. Так что, возможно, сегодня вы с этим не согласитесь целиком и полностью. Но я держу пари: после того как вы прослушаете записи 17-го ППК, после того как вы тщательно изучите этот предмет, – я держу пари, что вы наверняка будете использовать эту дефиницию.

Саентолог – это тот, кто контролирует людей, окружение и ситуации с высоты Тона 40. О, вы хотите, чтобы ситуация была под контролем? Позовите саентолога. Вы хотите, чтобы окружение было под контролем? Позовите саентолога. О, ваша жена снова вышла из-под контроля? Позовите саентолога. Вот так просто.

Что делает саентолог? Ну для вас это становится фактом, когда вы осознаете, что это можно делать. Но пока у вас не будет четкой субъективной реальности на то, что это можно делать, вы будете относиться к этому данному с некоторым... «Ну, я не знаю. Рон так говорит, но, э-э, я слышал это раньше, и в последнее время все помешались на этом, и...»

Так вот, что мы делаем с этой дефиницией? Нам нужно честно посмотреть на то, что нам нужно делать, чтобы помочь людям. Что такое контроль в Тоне 40? Это за пределами способностей хомо сапиенса. Он никогда не умел этого делать. Это техника, которой учат. Знание... требуется пять ступенек обучения, чтобы подняться на этот уровень. Это такое соблюдение дисциплины, которого, как вы думали, не существует. Однако саентолог сегодня может довольно легко обрести этот навык.

Что такое контроль? Контроль – это начало, изменение и остановка. Все просто, не так ли?

И вот они пошли к нему, и у него было все, что они просили, он с ними совсем не пререкался и не болтал, и как им это удалось? Знаете, я даже начинаю думать, что теперь вы могли бы справиться с комитетом по нормированному распределению товаров и продовольствия. Вы, вероятно, могли бы обратиться туда и получить целую корзину талонов на бензин. Вам бы там ответили: «Возьмите еще талонов на бензин. Возьмите еще, возьмите еще немного», понимаете? «Возьмите еще немного». Вот мы и подошли к теме обладания.

Кто такой гипнотизер? Это тот, кто останавливает и фиксирует внимание людей. Итак, гипнотизер контролирует людей? Нет, он их не контролирует, он их лишь останавливает. Так что он – отъявленный мошенник!

Это и есть третий фактор в этом трио. АРО (аффинити, реальность и общение) превращаются в контроль, общение и обладание, на более высоком уровне. Сейчас мы смотрим на Аксиому 3, и все эти факторы входят в Аксиому 3. Поэтому с их помощью проходят и стирают Аксиому 10 и все Аксиомы, что находятся ниже. И реальная проверка поможет вам довольно легко это установить. Вам будет просто установить это.

Он «контролирует» контуры, машины, импланты, устанавливая дополнительные контуры, машины и импланты. И он никогда не делает ничего иного, кроме как уводит самого человека еще на шаг дальше от взятия ответственности за ситуацию.

Вам будет очень легко выполнять все вещи, о которых мы говорим с вами на этом конгрессе. Например, завтра я буду говорить о химическом составе. Вы можете провести эксперимент с этим химическим составом и обнаружить, что его поведение противоречит тому, что о нем говорится в фармакопее. «Авторитетный источник» по реакциям тела на химические препараты не прав. Поэтому не удивляйтесь, если что-то еще вдруг окажется неправильным, например, «контроль – это плохо». Это неправильно.

Совершенно необходимо контролировать внимание человека, чтобы общаться с ним. А чтобы кто-то мог общаться с вами, вы должны в какой-то степени позволять ему контролировать ваше внимание, не так ли? Тут присутствует некоторая необходимость. Но предположим, вас столкнули на такой низкий уровень, что каждый раз, когда кто-то направляет на вас внимание или просит вас направить внимание, у вас происходит тррр, пток! Понимаете, фиксация. Гипнотическое состояние. О, должно быть, где-то на траке и так далее ваше внимание контролировали неправильно. М-гмм.

Этому обществу о контроле в лучшем случае известно, что «иногда делаются попытки контролировать». Хорошее, позитивное знание.

У папы, вероятно, был настоящий талант к контролю. Вероятно, он был отличным парнем. Вероятно, он знал о контроле все на свете. «Если ты еще раз так сделаешь, я тебе голову оторву!» – понимаете? Почему вы никогда ему не подчинялись?

Что ж, контроль – это нечто совершенно иное. Мы узнали о чем-то совершенно новом в человеке. Мы нашли способ контроля, который действительно позволяет контролировать, не прибегая при этом к огромному количеству лжи, наказаний или чего-то еще. И мы обнаружили, что если осуществлять контроль такого уровня, то жизнь становится возможной, терпимой и понятной, но это не так, если уровень контроля ниже. В этом случае все превращается в замешательство и кавардак.

Что ж, если его отношение к контролю было неизменным и если он был зафиксирован и расстраивался по поводу контроля, почему же он никогда никого не контролировал? Есть большая разница между попыткой делать что-то и деланием этого. И если человек чувствует, что он больше не может контролировать, он становится таким, как папа. «Если ты еще раз так сделаешь, я... р-р, р-р!»

Хорошо. Так вот, мы смотрим на этот фактор под названием обладание, и мы обнаруживаем, что наше понимание этого фактора нарушает многие традиции. Всем известно, что единственный способ добиться, чтобы человек выполнил хоть что-то, – создать нехватку всего. Это самый лучший способ, вы просто создаете нехватку всего.

Что происходит с государством, когда оно говорит: «Если ты еще кого-нибудь укокошишь, мы тебя повесим»? Оно тут же признается, что не может контролировать ваши действия по отношению к другим людям. Очень интересно, что каждый раз, когда государство устанавливает табличку «Штраф за...», оно признается в том, что оно больше не может контролировать.

«Должен быть высший класс и низший класс. И чем ниже вы опустите низший класс, тем больше работы вы от него добьетесь». Это было известно всем полвека назад. Всем это было известно.

Нельзя сказать, что теперь оно начинает контролировать с помощью силы, потому что с помощью силы невозможно ничего контролировать. Сила не может контролировать и никогда не контролирует. Это вам ясно?

Если вы в самом деле хотели, чтобы в обществе хоть что-то делалось, вам нужны были... «дровосеки и водоносы», как их обычно называли. И эти люди могли быть лишь рабами. Со времен Римской империи нам было известно (и это не вызывало никаких сомнений), что обществу необходимы рабы. И мы знали, как создать раба. Просто не позволяйте ему иметь ни одной вещи, которую вы только можете у него забрать. Вы не позволяете ему иметь хорошее жилище, или одежду, или еду, вы избиваете его и ругаете его. Вы не позволяете ему иметь никакого статуса в обществе, ему недозволено иметь право голоса; ничто из перечисленного рабу иметь недозволено. И если мы откажем ему в достаточном количестве обладания, тогда у нас будет этот очень ценный работник под названием «дровосек» или «водонос», без которого общество не может обойтись.

Человека можно вогнать в апатию, чтобы его нельзя было контролировать или чтобы он не мог контролировать с помощью силы, и таким образом лишить его жизни или сделать неопасным; но это, опять-таки, не то же самое, что начинать, изменять и останавливать кого-нибудь. Начало, изменение и остановка – это что-то новое.

Примерно вот так все и обстояло. Нам нужно было схватить кого-то, а потом отказать ему в обладании, чтобы мы могли его иметь.

Мы противимся составляющим контроля. Мы утверждаем, что мы противимся остановкам, мы противимся навязчивому контролю, мы противимся самым разнообразным факторам, связанным с этим, – нам так кажется! Но как ни удивительно, мы никогда не рассматривали сам контроль – никогда. Мы первыми увидели эту штуку, называемую контроль. К чему может вести контроль? Что это такое? Как что-то контролировать?

Так вот, давайте посмотрим на это с другой точки зрения. Если у нас есть раб, действительно ли у нас что-то есть? He-а. И так канула в Лету Греция, так канул в Лету Рим, так канула в Лету англо-американская цивилизация типа индустриальной империи, поскольку она уже тоже практически канула в Лету. Вы знаете, что Америка была в два раза более колониальной, чем Англия. Империалистическая политика за рубежом.

В ответ на мои слова о том, что контроль важен для саентолога, вы сначала скажете: «О-ох, я не знаю, в свое время мне довелось видеть много всякого контроля. Когда у кого-то появляется такая огромная способность контролировать, я начинаю нервничать».

Очень интересно, что все это как бы исчезло, но, так сказать, не в той колонке гроссбуха. Существование всего этого было помехой. Это не тот случай, когда вы теряете что-то. Очень плохо, что все это вообще существовало, и теперь мы это потеряли. Послушайте, действительно ли у кого-то было что-то, когда у него было государство рабов? Что ж, очевидно, он не мог очень много иметь, если обнаружил, что не может это удержать. Значит, должно быть, его обладание было весьма призрачным. Так оно и было. Вам нужно было, чтобы войска постоянно ходили туда-сюда, окружали казармы, несли охрану в городе, несли охрану в столице тем или иным образом, чтобы удерживать рабов в узде. Поскольку, чем больше рабам отказывали в обладании, тем больше они настаивали на том, чтобы иметь что-то, а это было неразумно с их стороны, от них этого не ожидалось, это не было частью игры, в которую они должны были играть. Они должны были сидеть вязать или плести кружева, или идти куда-то и рубить лес, или таскать воду, – вот и все, что они должны были делать. И знаете, что делали эти ребята? Они постоянно настаивали на том, чтобы иметь что-то.

Послушайте, если вас можно контролировать, то ничто на свете не сможет вас аберрировать – если вы и правда можете вообще не сопротивляться контролю.

Так вот, восстание рабов – это самая большая инграмма на траке современной цивилизации, и она образовалась на Ближнем Востоке, в Греции, в Риме и дошла до ныне существующего общества, в котором она в большей или меньшей степени утратила свою силу.

Время от времени люди задают мне вопрос: «Как вам вообще это удается?» Меня одитирует какой-то человек, и он приводит в беспорядок мой кейс или что-то в этом роде... я имею в виду, он привел бы в беспорядок кейс.

Так вот, что это за идея, что, мол, необходимо иметь рабов, иметь кого-то, чтобы обладать другими вещами? Что, мол, необходимо, чтобы кто-то рубил лес и таскал воду и так далее? Что ж, ребята даже и сейчас пытаются решить эту проблему. Только сегодня они хотят решить ее совершенно иначе. В американском журнале «Попьюлар электроникс» опубликовали статью, в которой были собраны сливки работ знаменитейших университетов мира (не только американских), и в этой статье очень точно описан эксперимент на людях, которым вживляют в голову электроды, а потом отдают приказы, – людей стимулируют, чтобы получить реакцию и заставить их работать. И там рассказывается, рассказывается и рассказывается о том, как вы должны это делать, после чего вы получаете рабочих. В черепах людей просверливаются дыры, туда вставляются электроды, а потом стимулируются определенные центры, у кого-то в кармане лежит электронный радио- переключатель, поворачиваешь рычажок вот сюда и этот человекоробот идет и делает что-то... он рубит лес и таскает воду. И по мнению этих ребят, это можно сделать просто потому, что это выполнимо с точки зрения электроники.

Кто-то приходит и говорит: «Я проведу вам сессию». И я сижу, получаю сессию, а потом он уходит; и я либо чувствую себя лучше, либо чувствую себя так же, как и до этого. Я не чувствую себя намного хуже. Почему?

Но они считают это выполнимым только потому, что на протяжении многих прошлых веков рабство могло существовать. Только потому, что раба создать возможно, они думают, что вы должны иметь раба. Чтобы работа выполнялась, вам необходимо иметь рабов.

Я никогда раньше не осознавал, что в этом есть что-то хорошее, но в один прекрасный день я понял, что именно я делаю. Я делаю точно то, что мне говорит одитор. Иногда это слишком глупо, чтобы привести кого-то в хорошее состояние, понимаете? Но я всегда делаю точно то, что мне говорит одитор, если это вообще выполнимо, если это вообще в человеческих силах.

Если на траке современной цивилизации и есть какая-то путаница, то вот она: работу выполняют рабы, и людям нужно отказывать в различных вещах, чтобы они продолжали работать. Нужно, чтобы зарплата была невысокой, чтобы вещи было сложно купить, чтобы владеть чем-то было очень сложно, иначе мы не сможем установить сверхконтроль над массами. Именно эти действия и приводят массы к бунту. Мы отказываем им во всем, и очень скоро они возьмут над нами верх.

Это очень озадачивает некоторых одиторов, особенно новичков. Такой одитор спрашивает:

Впервые они сделали это в 80-х годах восемнадцатого века во Франции (это было первым значительным событием такого рода в истории современной цивилизации). Достаточно было иметь, грубо говоря, пару портков, если вам угодно, чтобы вас отправили на гильотину. Если вы просто владели приличными портками или ботинками или чем-то еще, кто-нибудь обязательно указал бы на вас пальцем и сказал:

• Вы можете увидеть стену?

«Аристократ!» И вот уже по улице катится повозка для осужденных на казнь, вдова падает в обморок, а вашу голову швыряют в ближайшую известковую яму.

Вы смотрите на него и отвечаете:

Из-за чего так происходит? Из-за обладания, из-за расстройства по поводу него. Это объясняет нам все, что произошло на траке. Почему объясняет? Как мы можем так огульно использовать это объяснение? Мы говорим, что есть и другие факторы. Еще есть контроль и общение. Да, но мы говорим, что помимо обладания, контроля и общения были другие факторы, породившие цивилизованные отклонения, странности, которые мы наблюдали на всем протяжении истории. Существовали всевозможные политические философии, все эти политические философии, которые в основном были выдуманы в Германии... был коммунизм, вольтерьянство и всякие прочие факторы, виновные в социальном зле, которое мы, наконец, узрели... о, нет, это не так.

• Да.

Это просто «оттого что, потому что», которому начинали предаваться люди, когда теряли вещи. Таков коммунизм. Коммунизм – это просто усилие кучки комиссаров иметь за счет кучи рабов, которых они держали в состоянии «не иметь». О, но вы говорите, что у коммунизма не такое определение. Мне все равно, какое там у него определение; такова его суть. Именно так это выглядит, когда смотришь на это пристально, видишь его действие в тех странах, где распространен коммунизм, а это единственное, что имеет значение. Это единственное, что имеет значение.

Он говорит:

Вот единственное, что в самом деле имеет значение в Саентологии, или в чем-то другом, в любой другой цепочке мыслей... вот единственное, что имеет значение в Саентологии: живут ли те люди, к которым ее применяли, или в тех районах, где ее применяли... живут ли там люди сейчас лучшей, более здоровой, более счастливой жизнью, чем до того, как Саентологию применили? Если ответ «да», значит, это хорошая вещь. Если ответ «нет», значит, она не хорошая. Понимаете? Результат применения.

• Нет, нет. Я хочу, чтобы вы посмотрели на стену. Вы говорите:

Так вот, что-то всегда можно улучшить еще больше; что-то можно усовершенствовать; вы можете лучше об этом рассказать; вы можете придать этому такую форму, что это будет еще лучше работать и это еще легче будет использовать. Но если говорить о философии, то в конечном итоге значение имеет состояние той области, где ее применяют, а не она сама.

И если бы коммунизм работал, Россия была бы величайшей индустриальной страной на Земле. Если бы колониальный империализм работал, Соединенные Штаты сегодня правили бы всей Северной и Южной Америкой. Так что мы смотрим на старые, мертвые философии. Они не сработали. Ведь любой народ, который с помощью силы, принуждения и рабства превращался в часть другого народа, оказывался для этого другого народа такой большой помехой, что тот рано или поздно рад был от него избавиться.

Одитор говорит:

Соединенные Штаты пережили войну, которая их практически уничтожила: на юге эта война получила название «Война против мятежников», «Война между штатами»; на севере она называлась «Гражданская война». Интересная война, поскольку это был первый случай, когда Соединенные Штаты бились в конвульсиях, поэтому им это показалось занимательным явлением, с которым им до этого еще никогда не доводилось сталкиваться. Англия прошла через это десятком разных способов; через это прошла Франция и более древние нации. Но для Соединенных Штатов это было нечто новое, странное и необычное, поэтому они как бы застряли на траке в этом месте.

• Вы можете получить идею, что ваш отец – зверь? И я отвечаю:

И эта война была кровавой. И в ней была одна странная деталь, в ней была одна прискорбная деталь: война велась между Севером, который думал, что Юг не должен иметь рабов, и Югом, который установил, что Юг просто никак не может иметь рабов. Между обеими сторонами существовало полное согласие в отношении рабства, но они воевали, так и не узнав об этом.

С 1835 года в большинстве южных штатов люди пытались с помощью законодателей перетрясти законы таким образом, чтобы те позволили им освободить пару-тройку рабов и избавиться от экономики, основанной на рабстве. И беспокоило их главным образом вот что: капитал каждого плантатора был вложен в огромное множество людей, за которых он уплатил золотыми долларами. Поэтому плантаторы хотели вернуть свои вложения. Так что если бы на Юге просто освободили рабов, там начался бы экономический хаос. И они настаивали на том, чтобы кто-то заплатил им за рабов. Нам уже известно, что такая организация дела неэффективна. И, вероятно, Север, воюя с Югом, даже не знал всего этого. Но, несомненно, если бы Север заплатил Югу за его рабов, ему бы это окупилось: не было бы никакой Гражданской войны и все были бы счастливы.

Он говорит:

Однако тут есть одно «но»: человека превратили в раба. Он был рабом... его увезли с его родины и заставили быть рабом, его вообще отказывались считать человеком, судя по нынешней литературе. Это просто нелепо. Должен ли он иметь право ходить в церковь? «Он не должен иметь право ходить в церковь просто потому-то, потому-то и потому-то». Это совершенно гнилая философия, которая была завезена в страну на заре ее существования, когда ощущалась нехватка в рабочей силе, и все знали, что она до некоторой степени неправильна. Ведь это неверно, что этот человек является низшим существом; это не правда, что он рожден, чтобы быть рабом.

• Хорошо. Получите ее снова.

Этот человек сталкивался с трудностями только тогда... он сталкивался с трудностями только тогда, когда ему было отказано в тех преимуществах, которые дает образование и цивилизация. Иначе говоря, его обладание снизили настолько, что борьба за существование приобрела совершенно отчаянный характер, и он не мог делать ничего, кроме как тяжким трудом зарабатывать себе лишь, наверное, на плошку риса или овсянки и не больше. У него настолько плохое обладание, что без посторонней помощи он не выкарабкается... но только если его подавили до такой степени, что он не может выкарабкаться без посторонней помощи.

• Получить что?

Его привезли из Африки в ту область Соединенных Штатов, которая называлась Юг, его сделали рабом на неопределенный срок и его держали в тисках «не иметь», «не иметь», «не иметь». Он ничем не мог обладать; это основное определение слова «раб»: человек, которым владеют и который сам не владеет ничем. Как только рабы оказываются в состоянии владеть частной собственностью, они уже больше не рабы, поэтому большинство рабовладельческих государств отказывают рабам в праве владеть какой бы то ни было частной собственностью. Вся частная собственность раба принадлежит хозяину. Это одно из главных определений слова «раб». И вот этих людей, которых привезли, заставили быть рабами, которым отказали в праве пользоваться хоть какими-то благами культуры... этих людей взяли и, если вам угодно, резко и жестоко освободили. Им не предоставили никакой реальной экономической помощи или поддержки; филантропы-идеалисты освободили их, и все? Не было проведено ни одной крупной образовательной программы. Никто не лез из кожи вон, чтобы сделать эту свободу реальной.

Правительство Соединенных Штатов говорило, что предоставило бывшим рабам по 40 акров земли и по мулу. Итак, они дают человеку 40 акров земли и мула, но его проблема в том, чтобы прокормить свою жену и детей. И что же он делает? Что ему оставалось делать? Он продает эти 40 акров и мула первому встретившемуся ему белому, занимавшемуся Реконструкцией. За это он получает лишь несколько долларов, на которые можно прожить лишь несколько дней. Вся эта программа пошла наперекосяк с самого начала.

И эти конвульсии сотрясают Соединенные Штаты даже сейчас, хотя рабы свободны уже девяносто лет.

Иначе говоря, этих людей продолжали держать в состоянии «не иметь» одно десятилетие за другим, одно за другим. Никак не могли распрощаться с идеей о том, что «эти люди не должны иметь». Шкала заработной платы составляется не в их пользу и так далее. Вы понимаете это? Бытует мнение, что какая-то определенная группа людей не должна иметь больше, чем она имеет, но поскольку мы не даем ей ничего сверх того, что она имеет, она висит камнем на шее общества.

Это поразительная проблема. Мы стали держать определенную группу людей в состоянии «не иметь», и проблемы и трудности этой группы по-прежнему остаются с нами, хотя она «свободна» (в кавычках) уже девяносто лет.

И одитор говорит: «Да, с ним трудно иметь дело».

Послушайте, греки тоже пытались освободить своих рабов. Рим пытался освободить своих рабов. Великобритания в данный момент, как сумасшедшая пытается избавиться от когда-то порабощенных ею государств, вручая им факел свободы. Она пытается сказать: «Нет, нет, нет. Давайте, управляйте собою сами. Селф-детерминизм. Идите вон туда и управляйте собой...» Понимаете, мы больше не хотим иметь ничего общего с... Слишком уж большая морока услышать голос хотя бы еще одного человека, который выходит на людную площадь и говорит что-то вроде:

И чего этот одитор хочет? Он хочет, чтобы я сидел и занимался самоодитингом? Как-то превращал происходящее в сессию? Как-то создавал даб-ин команды и как-то ее выполнял?..

«Жители Тунашибаша, восстаньте завтра и прогоните узурпаторов!» Понимаете, это просто беспорядки, беспорядки, беспорядки, беспорядки. И как только такой народ освобождают, не предоставив ему никакого обладания, не сориентировав его, не дав ему никакого образования, он тут же восстает против своего завоевателя. Так что у Великобритании постоянно возникают проблемы с каждой из стран, которые она освобождает, и всякий раз, когда она освобождает одну из стран, ее неприятности продолжаются. Это уж точно.

• Вы можете посмотреть на стену?

Мы попытались освободить Кипр, и на Кипре разразился бунт. Конечно, несколько таких плохо вооруженных людей и так далее, которые дерутся с вами, – это не такая уж серьезная вещь. Но это, несомненно, огорчает. Вы тут пытаетесь быть великим цивилизатором, а эти ребята просто отказываются считать себя освобожденными, понимаете? Они все время твердят: «Ты сделал то, ты сделал се, нам нужно то, нам нужно се; дай нам экономическую помощь, и тогда мы согласимся со своей свободой, и...» Понимаете, какая тут жуткая путаница?

Почему тут такая жуткая путаница? Да потому, что где-то раньше на траке кто-то стал держать определенную группу в состоянии «не иметь», и теперь эта группа, если не сориентировать ее снова, не сможет освободить себя от рабства. Если только кому-нибудь не удастся решить эту проблему, никто и нигде не сможет кого-то освободить. Если мы будем держать кого-то в состоянии «не иметь» постоянно, постоянно, постоянно, если мы будем держать какую-то группу в состоянии «не иметь», «не иметь», «не иметь», а потом вдруг скажем: «Что ж, теперь нам стыдно за себя. Мы больше не будем это делать. Послушайте вы, народ, – вы свободны. Идите. Вот вам парочка ружей, чтобы вы могли держать самих себя в узде». Они говорят: «Спасибо. Бум!»

А мы спросим: «Почему они сделали это? Мы были гуманными, мы были милыми, мы были добрыми, хорошими». Всякий раз, когда вы пытаетесь освободить какой-нибудь контур преклира, вы встречаете такой же отпор. Вы говорите: «Я

собираюсь сделать так, что ты больше не будешь болеть. Я собираюсь одитировать тебя» – и так далее. Что ж, преклир, который находится не в очень жутком состоянии, которого вполне безупречно одитируют, конечно же, всегда ответит: «Боже мой, насколько же лучше я себя чувствую! Ну разве не замечательно. Ну надо же, стена», понимаете? Он играет в игру, он прогрессирует, его состояние резко улучшается, он становится более способным, становится ценным... он становится более ценным для своего окружения.

Но послушайте, вы одитируете людей, которые сами приходят к вашей двери, и я хочу сказать вам прямо сейчас, что все остальное общество не собирается приходить к вашей двери, поскольку оно не настолько сообразительное! Даже мы, – вы, профессиональные одиторы, МАСХ и все прочие, – даже мы неизбежно используем по отношению к людям это «не иметь».

Мы говорим: «Если у вас нет какого-то количества фунтов стерлингов, вы не получите процессинг». Что ж, почему мы это делаем? Что ж, да потому, что деньги – это средство обмена и способ установить согласие. И вы говорите: «Мы тоже живем в обществе и нам нужно тратить деньги и зарабатывать их, нам нужно жить. Нам нужно платить зарплату сотрудникам МАСХ. Нам нужно оплачивать аренду помещений; нам нужно есть».

И за исключением, может быть, пары случаев, когда произошло что-то катастрофическое (кто-то отправил меня далеко-далеко назад по траку, затолкал меня в инцидент, в котором я застрял, а потом вышел за чашкой кофе и не вернулся), у меня не было никаких трудностей в одитинге.

О, но действительно ли это «не иметь»? Действительно ли это «не иметь»? Нет, поскольку мы не выходим за рамки разумного. Мы держимся в рамках разумного. Понимаете? Человек вполне может поработать какое-то время и заработать нужную сумму денег, а потом заплатить за какое-то количество процессинга. Это возможно. Это может произойти. Так что это не жуткое «не иметь», не так ли? Нет, поскольку наши условия вполне выполнимы.

Кто-то приходит и говорит: «Я не хочу, чтобы он меня одитировал, он отвратительный одитор, он ужасно обращается с преклирами»... Когда кто-то говорит мне, что он беспокоится об одиторах, я понимаю, что сам этот человек всегда пытается превращать происходящее в сессию. Он сам всегда беспокоится о направленном на него контроле. Однако позитивный контроль в Тоне 40 не аберрирует; наоборот, он оказывает значительное терапевтическое воздействие.

А что же мы тогда подразумеваем под «не иметь»?

Вы согласитесь с этим, как только я сообщу вам одно маленькое данное: у людей есть трудности с управлением жизнью. У людей есть трудности с управлением МЭСТ-объектами. Вы видите, как они наезжают машинами на гидранты, оборачивают автомобили вокруг фонарных столбов, сталкивают их с автобусами и так далее. У людей трудности в обращении с вещами. По их словам, вещи выходят из-под контроля.

Давайте сформулируем это так: «никогда не иметь». Есть определенные вещи, которые вы не должны иметь, которые вы не можете иметь и которые вам никогда не дадут. Так вот, это аберрирует. Боюсь, что полевым одиторам и одиторам из МАСХ никогда не стоит сильно печалиться о том, что вы берете у людей какую-то сумму денег. Совсем наоборот. Их способность заплатить вам за какое-то количество одитинга позволяет им внести свой вклад во все это действо. И странно то, что если вы не позволите им внести свой вклад, они почувствуют, что сами они «не имеют», вы рестимулируете их такой благотворительностью и они откажутся поправляться. И у одитора, который не берет денег за одитинг, больше проблем с преклирами, чем у одитора, который их берет. Поскольку это осуществимое «иметь», понимаете? Такой обмен вполне осуществим.

Но как что-то может выйти из-под контроля, если оно действительно находилось под контролем?

Что ж, «никогда не иметь» – это нечто иное. В Греции говорили: «Ты не в праве иметь свободу; ты не можешь иметь равные права с аристократией». В Римской империи говорили: «Ты не можешь иметь полную свободу. Вольноотпущенник имеет определенные права, вот они...» И поверьте мне, эти права не дотягивали до прав гражданина. Понимаете? Там придерживались такой политики в отношении всех.

Так что люди говорят:

Мы идем немного дальше и обнаруживаем, что в большинстве стран практиковали такой подход: человек должен был обладать определенным количеством собственности, прежде чем ему разрешали избирать членов сената или что-то в этом роде. Прежде чем государство предоставляло ему избирательное право, он должен был иметь определенную собственность, и это одно из древнейших условий предоставления избирательного права. Человек должен был быть способен владеть собственностью. Что ж, вольноотпущенный не мог владеть таким большим количеством собственности – по закону. Так вот, в таком случае ему ничего не давали, не так ли? Ему в обществе так и не предоставляли никакого селф-детерминизма; иначе говоря, он продолжал оставаться рабом.

• Эта штука вышла из-под контроля, и вот почему она намоталась на шею водителя.

И в нашем обществе где-то там есть люди, которые ни за что к вам не подойдут. Они никогда к вам не приблизятся. Не потому, что у них нет... что они не могут заработать фунты стерлингов... а потому, что их разум настолько выдрессирован, что они не могут иметь даже помощь. Они не могут иметь. Они не могут иметь вас, они не могут иметь ваши услуги, они не могут иметь ничего, что как-то связано со свободой. И их единственное решение: «Ну, если мы не можем это иметь, мы это разрушим». Поэтому они выступают против вас, они выступают против государства, они выступают против чиновников и всего остального. Вы понимаете, почему они это делают? Они вообще не могут иметь, и решают они это с помощью разрушения.

И вы отвечаете:

Народ идет войной только на тот народ, который он не может иметь. Один из интересных способов освободить страну... все это в высшей степени теория... способ, который, вероятно, использовали время от времени... нужно просто освободить какую-нибудь страну и сказать в тот же самый момент, как вы ее освобождаете: «Вы осознаете, что теперь, когда вы свободны, вы должны будете направить от себя пять представителей, чтобы они работали в палате общин. Кроме того, когда вы будете приезжать в Англию, вам придется платить за проезд на поезде или на пароходе столько же, сколько и всем остальным. Больше никаких “Мы доставим вас туда бесплатно, в качестве благотворительной помощи, погладим вас по головке и немного обучим”. Когда бы вы ни приехали в Англию, вы будете платить столько же, сколько и англичане. Понимаете, вам просто придется платить столько же, сколько и всем остальным». Вы позволяете им иметь всю страну. Вам придется. Поскольку, когда они будут путешествовать по ней, у них будет чувство, что, хотя они рабы, они каким-то образом владеют Великобританией. И если они перестанут быть тесно с ней связаны, если они не смогут путешествовать по ней, понимаете, без труда приобретать английские товары и так далее, они почувствуют, что их лишили прав.

• Хорошо. Замечательно. Есть ли в жизни что-то еще, что вы хотели бы контролировать?

Обладание – вот лекарство от рабства. Обладание – вот лекарство от проблем с рабочими.

Что ж, все знают, что обладание – это лекарство от проблем с рабочими. Эй, ха-ха, все это знают. Все промышленники это знают. Вы знаете, как это бывает, у вас в компании появляется профсоюз, и вы... о, вы увеличиваете зарплату и увеличиваете подоходный налог, чтобы зарплата снова была на надлежащем уровне. И... о, вы позволяете им проводить различные собрания комитетов и позволяете им вставлять свое слово туда или сюда, понимаете, это не дает им чинить беспорядки.

О, да, неужели? Послушайте, вы имеете дело с людьми, которые веками были лишены права на любого рода обладание. Вы имеете дело с людьми, которые совсем недавно носили серебряные ошейники, чтобы можно было определить, кому они принадлежат. И вот традиции, к которой рабочие возвращаются снова. Вы сталкиваетесь с настолько однозначными «не иметь», что стоит только заикнуться:

«Имейте», как кто-то начинает стрелять. И социальная сфера приходит в беспорядок всякий раз, когда рабочим дается передышка. Традиция рабства слишком сильна; они знают, что не могут иметь.

Так вот, для решения проблемы «не иметь», будь то на государственном уровне или на международном, необходимы техники... более мощные, чем те, которыми располагало или располагает сейчас любое общество на Земле. Необходимо понимать, что такое обладание. Обладание – это то, что человек может иметь. Вот и все. Это похоже на одну из тех странных дефиниций, понимаете, когда что-то определяет само себя. Тут требуется немного подумать. Но это ключ к любому обладанию. Обладание – это то, что человек может иметь. Вот что такое обладание.

Это не то, что он должен иметь по вашему мнению; это не обладание. Вы видите разницу?

Между этими двумя вещами огромная разница... настолько, настолько огромная разница, что, если вы не будете проводить преклиру процессы по обладанию так, что это будет позволять ему иметь то, что он может иметь, он не будет иметь и его состояние не улучшится.

Если вы скажете ему... просто предположим, что вы одитируете преклира таким вот образом. Вы говорите: «Что ж, может быть это...» – вы можете недружелюбно сказать: «Ну, может быть это один из этих процессов по контролю», понимаете? Вы берете стол, плюхаете его на колени преклиру и говорите: «Ты можешь иметь это», берете кушетку, плюхаете ее на стол и говорите: «Ты можешь иметь это», берете стул, плюхаете его на кушетку и говорите: «Ты можешь иметь это», – а потом недоумеваете, почему он не справляется с этим, почему он не поправляется или что-то еще.

Этот человек настолько деградировал, он так расстроен контролем – его собственным контролем над чем-то и чьим-то контролем над ним, – что он сопротивляется контролю. Он сопротивляется настолько сильно, что после каждой попытки контролировать он застревает, у него возникает расстройство и что-то вроде гипнотического состояния. Однако в общем и целом его усилия направлены на то, чтобы пытаться контролировать что-то... не аберрированно, он просто хотел бы непосредственно... но потом он теряет способность делать это и создает механизмы того или иного рода.

Нет, боюсь, тут потребуется черная магия, никто не может в точности вычислить... вы можете определить это приблизительно... нет, вы должны дать ему то, что он может иметь. Поэтому вы должны позволить ему оглядеть комнату и найти что-то, что он может иметь. Это очень важная часть процесса.

Несколько лет назад мы обсуждали такую штуку, как сервисное факсимиле. Это было факсимиле, ряд умственных образов-картинок, болезней и трудностей, которые использовались человеком для контроля над другими людьми. Так ведь, да?

Выбор, который он делает, находится ниже уровня осознанной мысли. У него настолько слабая способность иметь, что, если вы поедете в какую-то страну вроде Ирландии, где людей держали в состоянии «не могу иметь»... не столько сами они держали себя... сколько иберийская династия правителей и другие династии, о которых ирландцы теперь даже не знают. Они не знают, они не очень-то много знают о своей истории.

Именно так. Ну хорошо. Если это правда, то что случилось со способностью человека контролировать вещи? Если ему приходится прибегать к болезням и аберрациям, если ему приходится рвать и метать, бесноваться – как делал Гитлер, чтобы заставить какого-нибудь генерала в конце концов сказать: «Ну хорошо, хорошо, хорошо. Я это сделаю!» – то, должно быть, со способностью к контролю у этого парня что-то ужасно не так.

Это весьма примечательно. Мы так много читаем о том, что ирландцы знают об Ирландии все, что только можно знать.

Как насчет сервисного факсимиле? Вы сразу же понимаете, что если бы ваш преклир терпимо относился к контролю, если бы его не выводила из себя сама идея контроля, если бы он сам мог контролировать, – то что случилось бы с его сервисным факсимиле? Оно бы испарилось. Пока человек верит, что для контроля ему необходим какой-то аберрированный механизм, вам не удастся устранить этот механизм с помощью одитинга.

Я жил в Ирландии довольно... много месяцев, и я все рылся, рылся, рылся, то тут, то там, я находил всякие кусочки и фрагменты, понимаете, и я мог сказать ирландцу: «Тебе известно об этом?» Нет, не в его традициях было знать об Ирландии это, понимаете?

Так что вам необходимо восстановить способность к контролю, прежде чем человек избавится от любой из этих штук; одитинг подтверждает это. Следовательно, многие из известных вам кейсов, которые довольно медленно поправлялись, сегодня (зная то, что мы теперь знаем о контроле) можно было бы превратить в замечательные кейсы: все хорошо, кейс движется вверх... быстро. Раньше они застревали из-за контроля.

Например, все они думают, что черный цвет их волос объясняется тем, что Дрейк оттеснил «Непобедимую армаду» к берегам Ирландии. Они вам об этом рассказывают. Вот почему у них черные волосы, понимаете? Большие корабли были загнаны туда, и в Голуэе был порт и так далее, и вот откуда они появились. О, нет, там есть испанцы. Я не знаю, как они... как они упустили из виду, что между Голуэем и Сантандером существует короткий водный путь? Жители северной Испании попадают прямиком в Ирландию по иногда туманному морю. И делают они это так: они выплывают в Атлантический океан так, чтобы их сносило ветром к побережью у Голуэя. И кто-то еще удивляется, почему у него черные волосы.

И различие между хорошим одитором и плохим определяется их готовностью контролировать. Вот чем определяется различие в результатах, которые получают два одитора при использовании одной и той же техники. Дело не в общении. Дело в первую очередь в контроле. Если одитор способен или готов контролировать преклира, то одитор плюс преклир могут контролировать контуры и аберрации преклира. А одитор, который не готов и не способен контролировать преклира... в его руках любая техника, какой бы блестящей или продуманной она ни была, окажется перекрученной. Следовательно, одитор должен уметь контролировать людей.

Нет, люди утрачивают эти традиции, когда утрачивают обладание, поскольку один народ за другим приходил, брал бедолаг-ирландцев в оборот, пинал их туда-сюда и говорил: «Не можете иметь». На самом деле одна из самых... это немного печальная, грустная песня – «Гари Оуэн» – и... «Гари Оуэн». Они боролись за свободу, и теперь у них есть свобода, поскольку парень по имени Гари Оуэн мертв... он был сборщиком налогов. И теперь каждый ирландец может свободно выпить чашечку чая. Свобода: чашечка чая.

Итак, мы немедленно... на «Ознакомительном курсе» в МАСХ мы приводим все в порядок, мы проводим специальный курс на эту тему и обучаем одиторов контролю. Это занимает не очень много времени. Сейчас это всего пять уровней обучения вместо одного. Чтобы научиться этому, нужно не слишком много времени; и пройдя это обучение, что вы можете делать? Вы можете контролировать людей. У нас есть ряд техник, которые позволяют это делать, так что у нас будет множество одиторов, которые могут это делать. Но происходит кое-что очень любопытное: вот одитор в сессии, он контролирует преклира. Состояние преклира улучшается, все идет просто замечательно и великолепно, все идет как по маслу. Одитор говорит: «Посмотрите на эту стену» – преклир смотрит. «И подойдите к ней» – преклир подходит. Одитор говорит: «Положите на нее свою руку» – преклир это делает. И одитор говорит:

Вы окидываете взглядом историю этой страны, и уровень «не могу иметь», на котором ее держали, определяет ее способность восстановить свои силы; и прямо сейчас экономика Ирландии переживает ужасные времена. Почему? Что ж, если вы когда-нибудь были в Ирландии и пытались одитировать там людей с улицы, вы поймете. Прямо сейчас там есть наш офис. И проведение одитинга этим людям – это одно из самых невероятных занятий, которому вы, британский или американский одитор, когда-либо посвящали свое время.

«Спасибо».

«Посмотрите вокруг и найдите что-то, что вы можете иметь». Этот вопрос для ирландца просто не реален. Он будет дурачиться с ним, шалить и забавляться; и вам, конечно же, лучше какое-то время спустя спросить его, что же он с ним делает, что бы он там ни говорил, поскольку он никакого понятия не имеет, о чем идет речь.

И вот этот одитор сталкивается с каким-то психотиком, парнем в тоне 1,1, у которого едет крыша; он хомо алкоголик или что-то в этом роде, знаете? Я имею в виду, это просто совершенно... если бы у него крыша съехала еще немного, она перегородила бы всю улицу, понимаете? А он встречает этого парня в реальной жизни; он встречает его в реальной, живой, самой настоящей жизни. Он был его одноклассником или кем-то в этом роде, знаете?

Однажды я работал с одной девушкой, и я потратил где-то двадцать пять или тридцать минут только на первый вопрос, пытаясь сделать его понятным. И она, наконец, посмотрела вокруг и нашла несколько вещей, которые она могла бы иметь, а потом я поинтересовался, как именно она их имеет, и она ответила: «Ну, это очень просто. Я смотрю вокруг и вижу это, а потом я понимаю, что если бы у меня было много-много денег, я могла бы пойти и купить себе это, и я могла бы иметь то, что я купила». Так вот, для одитора это очень важно: количество промежуточных точек, которые нужны человеку, чтобы он мог иметь что? Я умоляю вас, кусочек бумаги на полу, который скомкали и выбросили. Я спрашивал этих людей: «Вы можете... видите вот этот... видите вот эту грязную акцизную марку от сигарет, которую содрали с пачки и кинули вон туда? Так вот, могли бы вы лично иметь ее?» И мне отвечали: «О, я не знаю... Она, вероятно, принадлежит тому человеку, который ее отодрал, и... нет».

И он говорит себе: «Ой. Скоро мне придется рвать на себе волосы, ведь я знаю этого парня – 1,1. Хе-хе. Ужасно. Хм-мм».

Нет, Ирландия сможет вернуть себе экономическую стабильность, которой в данный момент она не пользуется, не благодаря субсидиям или тому, что кто-то даст ей что-то. Она сможет вернуть ее себе, только если повысит свою способность иметь. И если эту способность не повысить, страна так и не оправится.

Он здоровается с этим парнем, и парень здоровается в ответ.

И на что мы смотрим? Мы смотрим на народы, которые уже обречены из-за своего «не иметь» на прошлом траке, так что никакое количество молока, бобовых, риса и «Кадиллаков», взваленных им на спину, ничегошеньки не сделают, кроме, быть может, того, что снова вызовут раздражение по поводу всех этих препятствий, накиданных тут и там, которые этим народам придется обходить, чтобы вообще к чему-то прийти.

Одитор думает: «Это интересно. Он никогда не здоровался... никогда не здоровался раньше». Раньше он начинал рассказывать о своей любимой болезни, о вивисекции собаки, которую он наблюдал накануне вечером, или о еще каком-нибудь пикантном случае, который он любит всем описывать.

Так вот, я бы никогда, никогда, никогда не стал критиковать государственный департамент Америки или американское правительство, находясь за рубежом, просто потому, что я за рубежом, понимаете... никогда, ни при каких обстоятельствах. Поэтому я даю вам прослушать следующую часть моей речи, произнесенной в Америке; я привез ее на пленке. (Смех.)

Хм! Что-то изменилось. Так что он говорит ему: «Пойдем выпьем пива». И этот один-одинистый парень отвечает: «Ладно. Я плачу».

Американская программа по облегчению экономического положения, выпестованная Фостером, с момента своего появления не просто представляет собой клубок замешательства, она еще и совершенно не работает и никогда не будет работать. Взвалить арабам на спины кучу «Кадиллаков» – вот американское представление о том, как решить экономическую ситуацию у арабов. У Гарри С. Трумэна были очень, очень хорошие идеи на этот счет; получив достаточно процессинга, что ж, он стал весьма энергичным и смышленым. Единственный президент в истории, который вышел из Белого Дома в лучшем состоянии, чем когда он входил в него... благодаря Дианетике. О, вы этого не знали? Но больше он править не будет. Он поднялся на трибуну и произнес прекрасную дианетическую речь перед съездом демократической партии, он сказал: «Давайте, голосуйте за Эдлая». Что ж, это положило конец череде демократических президентов в Америке. Он знал, когда нужно уйти. Он стал достаточно смышленым даже для того, чтобы экстериоризироваться из своей должности.

Они заходят в паб, пьют пиво, говорят о погоде, о спорте, о том и о сем. А потом прощаются.

Ладно. Так вот, что случилось, когда появился следующий парень? Наверное, какое-то время он правил неплохо. Это был человек высоких принципов и так далее. Но у него был весьма и весьма злополучный недостаток: он слушался только авторитетов. Он терпеть не мог слышать ничего от кого-то, кто не являлся авторитетом по этому вопросу. Поэтому он окружил себя авторитетами, которые думали за него, пока он играл в гольф. Это ужасно. Ведь кто считается авторитетом в области умственных реакций в Америке? Вот именно. Философия, которую вышвырнули вон из Германии сто лет тому назад как несостоятельную, теперь стала философией разума, которую используют в американском правительстве... за исключением тех департаментов, где сейчас (поступая мудро) используют Саентологию.

Через несколько дней одитор встречается с женой того парня и говорит:

Но авторитетом, с которым консультировались по поводу разума арабов и так далее, был какой-то психиатр, который только что вышел из психушки, понимаете? Он ничего об этом не знал. Да, этот парень слушается мнения авторитетов. Это нормально. Но слушал ли он когда-нибудь мнение настоящих авторитетов по части арабов? Нет, он слушает мнение авторитета по авторитетам по части арабов, который был не настолько далеко, чтобы о нем забыли. В итоге мы получили эти совершенно нереальные программы. Давайте предоставим арабам экономическую помощь в размере четырехсот двадцати миллионов долларов и этим все решим и так далее.

• Ради бога, твой муж так сильно изменился. Он что, получал одитинг?

Гарри Трумэн мог бы им немного помочь с сельским хозяйством, и он собирался сделать это. Но сейчас речь идет о том, чтобы свалить им на голову «Кадиллаки», это сделает всех счастливыми, и мы сможем забрать Суэц. Последнее утверждение транслировалось, конечно же, из Америки и не предназначается для зарубежных ушей. Эта программа не может привести к победе.

Человек зашел в ужасный тупик в этом мире. Очень скоро он осознает, что лучше уж никого не освобождать. Он начал вдумчиво экспериментировать со свободой только в этом столетии. Два столетия он экспериментировал... когда он попытался провести один эксперимент со свободой два столетия назад во Франции, он вызвал такой катаклизм, что уничтожил практически все обладание без остатка, поскольку он попытался передать все обладание этой страны в руки тех, кто не мог иметь, основав республику. И Франция задохнулась в дыму и, вероятно, так никогда и не вернет себе былой экономической стабильности. Французская революция была сплошным хаосом, катаклизмом, и ее приводят в качестве ужасного примера того, чего вы не должны делать, если правите миром. Вы не должны освобождать так много людей, поскольку вы получаете за это по зубам. И мир, скорее всего, усвоит этот ужасный урок. Возможно, он его уже усвоил: ни в коем случае не освобождайте человека.

Хорошим тому примером может послужить Херши – парень, который изготавливал молочный шоколад. Он первым в Америке попытался предоставить своим рабочим парки, отдельные дома, жилье, на которое было бы не противно смотреть, парки отдыха, игровые площадки; он попытался дать им все это. Он был весьма прогрессивным промышленником. Денег у него было полно, его фабрики были образцом эффективности. И примерно в то же время, когда он освободил своих рабочих от всего экономического гнета, что мы видим? Картину... достойную сожаления... Херши собственной персоной стоит на крыше одной из своих фабрик, со всех сторон его окружают эти образцовые домики, а толпа вопящих рабочих требует его крови и стреляет в него. Думаю, они научили его никому не давать свободу, не так ли?

До сих пор она стояла к нему боком, понимаете? Она поворачивается – у нее синяк под глазом. Она говорит:

Что ж, все это сводится к следующему. Что это за штука под названием «обладание»? Это то, что люди могут иметь. А если вы нагрузите их тем, чего они иметь не могут, они дадут вам отпор. Воображаю, что за революция начнется, если вы навалите на улицах какого-нибудь города горы угля, который в этом городе не используют. То же самое происходит с разумом этих людей. Когда вы их освобождаете, что вы делаете? Вы даете им что-то; вы даете им право, которого раньше у них не было.

• Огромные перемены?! Он ведет себя точно так же, как в последние шесть лет. Почему ты решил, что он изменился?

Вы можете сказать, что ж, вы дадите им политические принципы, вы дадите им демократическое правление, вы дадите им самим выбирать президента... они в этом ничего не смыслят. Но вы дадите им что-то. Они будут иметь что-то, чего они прежде не имели. Они будут иметь свое собственное правительство или что-то в этом роде. Что такое правительство по мнению жителей Южной Америки? Бац, бац, бац, бац, бац, понимаете? Правительство – это шанс застрелить последнего президента. (Смех.)

О, мы в Саентологии сталкиваемся с почти мистическими ситуациями, не так ли? Ха, ха, ха, ха, ха! Этот одитор впервые узнает, что благодаря одитингу его взаимоотношения меняются, но человечество – нет. Человечество нисколько не изменилось. Вероятно, оно даже еще немного деградировало. Однако у одитора изменились взаимоотношения с людьми, с его друзьями, и что мы получаем в результате? Контроль. Тот парень был совершенно не против вступить с ним в общение, потому что те несколько минут, что они провели вместе... это были единственные минуты, когда кто-то говорил с этим парнем. Весь остальной мир говорит с его контурами, а контуры не могут подчиняться.

Так вот, если вам необходимо иметь что-то жизненно важное, но вам в этом отказывают, то спустя какое-то время у вас отпадет необходимость это иметь. Поэтому отказ в обладании ведет к отсутствию обладания, затем к невозможности обладать, а затем к «Если это появится у меня на пути, я это убью, разломаю, уничтожу». Видите, как это работает?

Так что мы получаем такую странность: мы по-иному видим человеческое поведение. С нашей точки зрения, поведение является совершенно иным. Однако с точки зрения других людей, поведение того парня нисколько не изменилось. Как странно. Почему?

Поэтому, если мы пытаемся дать народу страну, которую раньше ему иметь не позволяли, следующее, что он предпримет, реакция, которая за этим последует, – он разрушит страну. Так люди и делают.

Что происходит? В чем разница? В чем изменение? Чем вызвано это преображение? Ведь, допустим, кейс самого саентолога не особенно изменился. Вот это и странно.

Филиппинцы – очень хорошие, очень прогрессивные люди, очень милые люди. В детстве у меня там было полно друзей. Но случилось нечто дикое, когда военно-морской флот США впервые дал им эсминец, чтобы они могли постоять за себя. Это было чуть ли не самым мрачным зрелищем. Филиппинцам не дали ни офицера, ни помощника механика, поскольку тем он был не нужен.

Я научил одного человека контролю в Тоне 40. Этот па... па... па... парень... па... парень... зз... зз... заик... Он не мог говорить. Он пытался одитировать. Мы взяли его... он уже прошел имитационный одитинг. Мы провели ему шаг, следующий за имитационным одитингом, а потом следующий шаг, а потом еще следующий шаг, а потом провели ему последний шаг. И мы велели ему осуществлять контроль в Тоне 40. Это заняло не очень много часов... относительно немного часов.

Вся латунь в машинном отделении была отполирована до блеска. Они могли иметь это: отполированную до блеска латунь. Вы никогда в жизни не видели так много метров красивой, до блеска отполированной латуни, как на этом эсминце. Они содрали краску со всего, что было покрашено и что можно было сделать блестящим, но не осталось ни одной трубы в котлах, ни одного стреляющего механизма в казенниках орудий, ни одной трюмной помпы, которые были бы в рабочем состоянии. Ничто из того, что раньше работало на борту эсминца, не было в рабочем состоянии. И эсминец, поставленный на якорь на мелководье в бухте Манилы, опирающийся днищем о дно и оттого остающийся на плаву, был прекрасен, но он не действовал. И тем не менее какой-то политик говорил: «Нам нужен собственный флот». И кто-то подчинился. Но у них нет флота.

Как ни странно, этот человек, который з... зз... зз... ззз... не мог говорить, пришел в комнату одитинга и начал говорить так: «Посмотрите на эту стену. Хорошо. Подойдите к ней. Хорошо. Положите на нее свою руку. Хорошо».

Вы понимаете, что произошло? Они его разрушили, скрытно; скрытое разрушение. Это не означает, что филиппинцы всегда так поступают, но это, несомненно, означает, что филиппинцам достаточно долго отказывали и не позволяли иметь такого рода машину, поэтому, как только они ее получили, они не смогли ее иметь. Но они могли иметь отполированную до блеска латунь; они сами делают яркие узоры. Вы понимаете?

А вне комнаты одитинга он сказал: «З-з-з-з-з-з-з... У меня неплохо получается».

Так что же будет делать мир перед лицом распада атомного ядра, перед лицом новых демократических принципов, новых идеологий и тому подобных вещей? Что он на самом деле будет делать? Будет ли он просто биться в конвульсиях и давать по зубам любому, кто попытается хоть что-то для него сделать? Или он будет худо-бедно ковылять дальше, несмотря на зараженную радиацией атмосферу, или он ляжет пластом и больше не сделает ни шага? Погибнет ли он со всхлипом или со взрывом? Ведь зараженная радиацией атмосфера может привести к тому, что мир кончится всхлипом. Даже если ни одна бомба так и не будет взорвана в гневе, мы можем погибнуть просто от того, что в атмосфере накопится достаточно радиации. Мы просто будем все более и более больными, и спустя какое-то время мы будем так сильно болеть, что никто ни для кого ничего не сможет сделать, на том цивилизации и придет конец.

Невероятно. Как я понимаю, произошло нечто новое. Он обнаружил, что люди в обществе управляемы, так что он перестал заикаться и вне комнаты одитинга. Другими словами, когда мы сумели установить для этого человека область контроля, в которой он чувствовал себя в безопасности, его способность общаться возросла. И везде, где у этого человека был контроль, его общение было хорошим.

Или бац! Кто-то сбрасывает кучу бомб, кто-то еще сбрасывает кучу бомб, взрывается так много бомб, что никто в любом случае не сможет жить в этом мире, неважно, нанесен ли удар лично по нему или нет.

В чем различие между хорошим оратором и плохим оратором? В действительности, хороший оратор может контролировать аудиторию, а плохой – не может. И где это проявляется? Скажем, на курсе «Эффективность личности» при работе с группой используют процесс, известный как «Согласие»: инструктору нужно вступать в общение с различными людьми в группе, и в результате создается впечатление, что группа выходит из-под контроля. Не очень хороший оратор смотрит на группу, она начинает выходить из-под контроля, и что происходит? Он... (хлюп) его общение застывает, и он пятится прочь от кафедры. Он не хочет контролировать.

Все это имеет отношение к будущему. Это навязанное обладание, это то обладание, которое мы не можем иметь. Очевидно, что мы не можем иметь этого. Была ли радиация когда-нибудь связана с политикой? О, да, я бы даже сказал, опираясь на историю этой вселенной, что радиация была связана с политикой вот в каком смысле: она использовалась как механизм контроля с начала времен.

Так что вам нужно прибегнуть к помощи дубинки... Если человеку трудно говорить с группами, вам нужно прибегнуть к помощи дубинки, чтобы заставить его использовать этот процесс «Согласие», который позволяет различным людям в группе принимать участие в дискуссии. Понимаете, он не одитирует сразу всю группу целиком... группу как единое целое. Ему приходится говорить с отдельными людьми в группе. И это очень расстраивает одитора, которому трудно контролировать группу.

И поскольку человек не может иметь контроль, в качестве механизма контроля используется радиация, поэтому те люди, которые не могут иметь контроль, не могут сносить его или не могут его осуществлять, чувствительны к радиации.

Однако если мы повысим его способность контролировать группу, если мы тем или иным образом заставим его использовать процесс «Согласие», в котором он просит людей в группе давать дефиниции различным понятиям, просит их что-то делать и создавать какое-то замешательство, – то что мы обнаружим? Человек вдруг сможет расслабиться и начать говорить с группой.

И поскольку люди видели, как разрушались планеты и все остальное... они прямо сейчас думают категориями разрушенных планет... их обладание в отношении планеты должно стать достаточно хорошим, прежде чем они начнут беспокоиться о том, что могут потерять ее. Прямо сейчас их это не беспокоит, но они могут обеспокоиться до такой степени, что единственное, что они будут в состоянии с ней сделать, – это разрушить ее. Необходимо восстановить их обладание в отношении своих собратьев, поскольку атомная энергия делает каждого из нас «одним-

Другими словами, когда возможен контроль, возможно и общение. Но общение невозможно, пока нет внимания. А чтобы появилось внимание, требуется контроль. Вы это понимаете?

единственным». Брахманизм – это, вероятно, отголосок какой-то старой атомной атаки, пережитой давным-давно, или какой-нибудь эпидемии. Вы знаете, до какой степени в этом случае человек становится «одним-единственным». Каждый готовит на своем собственном огне, использует свою собственную посуду, готовит свою собственную еду, – это весьма интересно. Можно ожидать, что нечто подобное произойдет и в других обществах, если уровень радиации будет сохраняться.

Так вот, поскольку контроль так часто использовался неправильно, поскольку им столько злоупотребляли, поскольку существовал Торквемада и его аутодафе, поскольку местные полицейские полагают, что им необходимо сажать вас в железную клетку, чтобы заставить вас не пересекать белые линии в обратном направлении или что-то в этом роде... Поскольку во всем мире так много использовалось принуждения и наказания, которое ассоциируется с контролем, поскольку большинство родителей, у которых в семье есть трудности, не могут контролировать своих детей и поэтому навязчиво пытаются их контролировать, – слово «контроль» приобретает дополнительные оттенки значения, из-за которых мы считаем, что сам контроль и есть аберрация. Но единственный контроль, который аберрирует, – это плохой контроль.

Но радиация навязывает всем нам состояние «не иметь», и в этом вся суть. Она говорит: «Вы не можете иметь эту планету!» Она говорит: «Эта планета будет загрязнена и заражена до такой степени, что вы, в нынешнем своем состоянии, не сможете вынести такое существование и поддерживать его здесь; поэтому вы не можете иметь эту планету или эту цивилизацию». И если опустить людей достаточно низко по этой шкале, они в конечном итоге отреагируют и попытаются разрушить то, чего они не могут иметь. И по этой самой причине одно только присутствие радиации грозит катастрофой и разрушением народам мира, – катастрофой больших масштабов, чем когда бы то ни было раньше. Но кроме того, она стремится превратить в раба каждого на Земле, поскольку рабы создаются с помощью «не иметь».

А что такое плохой контроль? Наказание, принуждение, плохое обращение, общение в низком тоне; человеку отдают приказ, а потом, прежде чем он его выполнит, ему велят делать что-то другое, но не успеет он сделать это, как ему велят делать еще что-то; а потом ему заявляют, что все его действия абсолютно неправильны. Все это и есть «контроль» (в кавычках).

Народы и правительства, вдалбливающие в голову населения идею атомной бомбы, возможно, просто действуют реактивно... вероятно, они вообще не задумываются о том, что делают. Но что означает атомная бомба? Она означает, что вы больше не можете иметь Землю. Вы больше не можете иметь Землю, но вы-то здесь. Значит, вы раб.

Все эти злоупотребления вряд ли достойны даже названия «контроль», однако человечество ухитрилось приравнять эти понятия, и поэтому люди перестали контролировать и перестали даже считать контроль чем-то важным. Единственное, что не так с Соединенными Штатами Америки сегодня, так это их отношение к контролю: Америка считает контроль настолько неважным, что ее внутренние дела становятся неконтролируемыми. Поэтому она пытается установить контроль, и рано или поздно это вполне может привести ее к фашизму.

На что мы смотрим? На будущее, где наши мозги будут оплетены проводами и кто-нибудь где-нибудь будет переключать рычажок, а мы вслед за этим будем черпать лес и рубить воду? (Смех.) А? Что ж, к этому все идет. Это говорит каждому из нас, что мы должны выйти из общения друг с другом, поскольку мы каким-то образом являемся ядом друг для друга. Это говорит нам: «Мы контролируем вас настолько плохо, настолько всецело, настолько окончательно и бесповоротно, что вас это должно вдавить в грязь рабства сильнее и глубже, чем любого другого раба, когда-либо существовавшего на Земле». Это говорит вам, что вы не можете иметь эту планету, вы не можете иметь свой дом, свою семью; вы ничего не можете иметь. И вы никогда не сможете снова иметь эти вещи. Нравится вам это или нет, вы живете в переломный для человечества момент.

Вы это понимаете?

Но есть одна вещь, которая возвращает способность иметь. Есть одна вещь, которая может изменить точку зрения на этот счет, неважно, работают ли с человеком в рамках группы или индивидуально. Сегодня с помощью Саентологии можно успешно одитировать даже кататонического шизофреника. Сегодня, чтобы одитировать человека, нам больше не требуется его согласие. Сегодня нам больше не нужно переживать, скажет ли он «да», прежде чем мы начнем сессию, поскольку теперь мы можем улучшить его состояние настолько, что он в конце концов поймет, что мы делаем, найдет одитора и скажет «да».

Возьмите семью, где к детям применяется хороший контроль... не куча наказаний и так далее, а хороший, четкий контроль, – и вы увидите, что дела в семье идут довольно неплохо.

Мы можем делать это только потому, что мы не создаем рабов. Мы освобождаем людей единственным способом, которым их можно освободить: улучшая их способность иметь, улучшая их способность делать, снова предоставляя им право быть. И если мы можем делать все это, и если мы в самом деле будем делать все это, то, наверное, у человечества все-таки есть какая-то надежда. Но если мы не будем делать всего этого, то, насколько мне видится, человечество не ждет ничего, кроме конца трака.

Тут есть и еще кое-что интересное: «селф-детерминизм» и «пан-детерминизм». Мы обнаружили барьер между способностью человека быть селф-детерминированным и тем состоянием, в котором он находится; этот барьер – готовность подвергаться контролю. Пока человек сопротивляется контролю, все, что грозит контролировать его, может его контролировать; так возникает аберрация. И пока человек не будет совершенно терпимо относиться к контролю, он не сможет быть селф-детерминированным или пан-детерминированным. Он не может что-то детерминировать или проявлять свободу выбора, поскольку, когда он принимает какое-то решение, появляется что-то, что стремится заставить его принять другое решение; а он сопротивляется контролю, поэтому ему необходимо принять еще какое-то решение. Где же его селф-детерминизм? Где же его решения? Где его свобода выбора?

Я не сгущаю краски, действительно не сгущаю. Но если человек что-то знает, то единственный недружеский поступок, который он может совершить... если он знает что-то такое, что должен знать другой человек, то единственный недружеский поступок, который он может совершить, – это ничего не говорить. Поэтому я говорю с вами сегодня... не для того, чтобы запугать вас, ведь это главная беда с атомной бомбой. Она пугает людей. Я ни в коей мере не прошу вас беспокоиться об атомной бомбе или о радиации.

Мы были снисходительны... мы были очень снисходительны. Мы сказали, что тон человека складывается из тона тела и тона тэтана... если говорить техническим языком. Какого тэтана? Сколько тэтана? Сколько духа присутствовало? Сколько бытийности было на самом деле? Ну, я боюсь, что в большинстве случаев этого присутствия хватало лишь на то, чтобы питать энергией контуры. Глупо измерять дух в процентах, но это примерно как если бы мы думали, что у нас было 10 процентов, а на самом деле это была одна тысячная процента. Ведь мы впервые можем поднимать тэтана по отрицательной шкале тонов: пток-пток-пток-пток-пток-пток-пток – замечательным образом. Мы видели, как это происходило в МАСХ в последние несколько дней.

Я просто-напросто прошу вас посмотреть на нее как на проблему в процессинге, как на проблему в жизнедеятельности, и решить, можете ли вы и можем ли мы реально что-то с этим сделать.

Я попросил парочку штатных одиторов, чтобы они сделали то-то и то-то с процессом по контролю, – и они тут же увидели явление, которое мы наблюдали в Вашингтоне.

Мы не ратуем за революцию, мы ратуем за эволюцию. Впервые в истории, несмотря на появление радиации на планете, планета, может быть, сможет выжить, и это прервет цикл действия, который, как очевидно, происходит уже какое-то время.

Оно впервые проявилось на 17-м ППК. Преклиры начинают подниматься по шкале тонов. Но вот что удивительно: у нас есть отрицательная шкала, по которой можно идти.

Поэтому то, о чем мы говорим с вами на этом конгрессе, имеет чрезвычайно большое практическое значение. Может быть, для других это и не такая уж важная тема, но она сводится к следующему: переживем ли мы все это или нет. И я думаю, что ответы, которые у нас есть, говорят скорее в пользу того, что мы это переживем. И я надеюсь, что вы тоже так думаете.

Так вот, я не особенно ставлю себе в заслугу то, что я отыскал способ поднимать людей по этой шкале тонов... Понимаете, я не особенно этим горжусь, я знал, что рано или поздно это произойдет. Но то, что я совершенно точно предсказал отрицательную шкалу, – это было... Я все еще ошеломлен, вы знаете, я... Время от времени кто-то приходит и говорит: «Ну, вы знаете, Рон то и Рон се, он просто ужасный» – и так далее. И до меня долетает какое-то громкое бормотание: кто-то проходится на мой счет... А я откидываюсь на спинку стула и говорю: «Зато я совершенно точно предсказал отрицательную шкалу тонов». Ведь изначально это было совершенно бессмысленное предсказание. Я не думал, что мы найдем хоть какое-то применение этой шкале.

Спасибо.

В конце концов я осознал, что все те люди, которые во время процессинга впадали в апатию, поднимались вверх по шкале. Я осознал это не так давно. А отрицательная шкала была создана много лет назад. И я сказал: «Подождите минуточку. Может ли такое быть, что отрицательная шкала тонов в “Саентологии 8-80” совершенно точна?» Для меня это непривычно – быть точным.

На самом деле согласно редактору одного журнала, основное, что со мной не так, – это то, что я всегда столь чертовски прав. Он никак не может мне это простить. Когда-то давно он был моим другом, но я все время оказывался прав. Он, бывало, писал мне в письме: «Пожалуйста, Рон, признай, что ты был неправ в том-то и том-то» – понимаете? А я просил секретаршу подтвердить получение письма или убрать его с глаз долой или что-то такое. И в конце концов он не выдержал и сказал: (вздох) «Он негодяй, он прав!» Он на самом деле так и написал в редакционной статье. По-моему, каждый третий саентолог прислал мне вырезку из этого журнала.

Как бы то ни было, по крайней мере в тот единственный раз я оказался прав, и речь идет об отрицательной шкале тонов. Причина, по которой человек не помнит какую-то область прошлого... можно подумать, это важно... если человек не знает или не помнит чего-то, то это находится ниже нуля, а значит – ниже способности помнить. Человек, который находится ниже апатии, не способен помнить. И когда человек опускается ниже апатии, он теряет и память, и способность проявлять эмоции. А если он не способен вспоминать или проявлять эмоции, как, черт побери, вообще можно определить точные уровни отрицательной шкалы, раз на ней отсутствует память?

Мне было смешно, потому что когда на ППК проводят процессы по контролю, люди двигаются прямо по шкале: от ожидания, прятания, знаете? Прямо вверх по шкале: защита, владение... прямо вверх. И внезапно они доходят до безответственности – осознанной безответственности... и теряют способность ходить! Они не могут даже дотащить тело до стены. Понимаете, раньше они ходили туда-сюда, но, должно быть, они просто действовали как заводные куклы, потому что в конце концов, когда они добираются до уровня, на котором они могут заставлять тело ходить, они выглядят как Раггеди Энн. Просто тряпичные куклы. Они говорят: «Так, давайте-ка... как тело должно... о, ладно! Хорошо, что мне не нужно заставлять его ходить!» И одитору ничего не остается, как таскать его по всей комнате, волоча его пятки по полу. А потом преклир поднимается еще на одну ступеньку и внезапно говорит: «Ого, как хорошо быть в апатии». Он на самом деле достиг уровня, на котором он может по достоинству оценить апатию. Это хоть какая-то эмоция. И он поднимается по всей остальной шкале тонов.

Если вы увидите, как человек проходит по всем этим уровням – быстро, – вы поймете, с чем он сталкивался в своей повседневной жизни. Он пытался контролировать вещи, они пытались контролировать его, и он просто им сопротивлялся. Со временем он падает так глубоко, опускается настолько ниже уровня эмоций, что... он находится даже ниже безразличия. Можно сказать, что у него негативное безразличие. Одно дело – просто испытывать безразличие, другое дело – не знать и даже не подозревать, к чему вы испытываете безразличие. И это куда ниже на шкале тонов, – я думаю, вы согласитесь.

Итак, когда мы рассматриваем все эти факторы контроля, когда мы рассматриваем методы контроля, нам приходится сделать вывод, что общество находится в настолько плохом состоянии, насколько оно применяет плохой контроль. Я бы сказал, что если в обществе есть полиция, если для контроля над людьми... для того чтобы заставлять их парковаться в правильных местах и так далее, нужно угрожать наказанием, или штрафом, или выговором, – в этом обществе уже нет контроля.

Армия... если мы представим себе армию, у которой нет цели вывести из под контроля какую-то другую страну... Армия перестает быть эффективной в тот момент, когда солдату дают десять суток гауптвахты за то, что он что-то делает. Вы немедленно скажете: «Ну, генералы уже не держат войска в руках». Знаете, «отделение – напра-во, отделение – нале-во» – в армии этим часто занимаются... командуют отделениям шагать.

Ну, в армии командуют отделениям шагать направо и налево; и если вы увидите, как в какой-то армии отделения шагают направо и налево кое-как, держат ружья так и эдак... знаете, словно этих солдат недавно выпустили из современного тренировочного лагеря... и вы подходите и спрашиваете:

• Что это... кто тот сержант, который занимается их строевой подготовкой?

• О, этим занимается очень умелый сержант; это Дженкс. Дженкс-все-муки-ада, так они его называют. Солдат идет хоть чуть-чуть не в ногу – сразу на губу. Бац! Незачет. Дженкс – отличный инструктор. Побольше бы нам таких.

Да, чтобы они сражались на стороне врага. Да, вот там нам их нужно побольше.

Но мы таких не хотим!

Ведь это не контроль. Любое наказание – признание того, что у вас плохой контроль. Когда вы говорите кому-то: «Если ты не сделаешь то-то и то-то, я тебя изобью», вы тем самым говорите: «Ты знаешь, я сомневаюсь в своей способности заставить тебя делать то-то и то-то».

Полицейский говорит вам: «Если ты будешь и дальше поступать таким образом, мы тебя упрячем в каталажку». Он говорит вам то же самое: «Ты знаешь, полиция пришла в такое состояние, что она не может поддерживать правопорядок в городе». И это правда; вы знаете, что полиция не в состоянии это делать. Вы знаете, что есть люди, которых обворовывают, избивают и так далее. Как? Но у вас ведь есть полиция? Ну да, но вы же знаете, полиция ловит преступников, сажает их в тюрьму, а потом кто-то выпускает их из тюрьмы.

Нам известны всевозможные факторы, связанные с контролем. Мы знаем, что если мы будем бить, колотить, дубасить людей в попытке заставить их вести себя как следует, если мы будем сажать их в тюрьмы и так далее, – мы знаем: мы выпускаем их из тюрьмы, они идут, и грабят, и бьют людей по голове. Мы арестовываем их, сажаем обратно в тюрьму и держим там; а через некоторое время мы их выпускаем, они идут, и грабят, и бьют людей по голове, так что мы снова сажаем их в тюрьму. Не говорите мне, что эти люди находятся под контролем.

Вы знаете, все эти дорожные знаки, которые вы видите на улицах, – они устанавливают максимальную скорость и все в таком роде. Вы знаете, для кого вывешивают эти знаки? Для 10 процентов людей, которые создают дорожно-транспортные происшествия. И вы знаете, что характерно для этих 10 процентов людей? Это люди, которые не поддаются контролю. Это люди, которые не смотрят на дорожные знаки. Разве это не интересная точка зрения? Другими словами, все дорожные знаки предназначаются для людей, которые на них не смотрят. А к чему это приводит нас, всех остальных? Нам приходится действовать в атмосфере плохого контроля – из-за того, что среди нас есть немногие люди, которые не поддаются контролю.

Так что рано или поздно мы заявляем: «В контроле нет ничего хорошего». И что же мы делаем? Мы ударяемся в крайности. И не успеваем мы оглянуться, как у нас в голове возникает контур: «Вя, вя, вя». Мы удивляемся: «Что это такое?» Вы понимаете? Очень странные дела.

В этот момент возникает аберрация – в момент, когда вы сами начинаете верить, что в контроле нет ничего хорошего. И это самая любопытная вещь, которую вы видели.

И тот факт, что Саентология прошла через этот зеркальный лабиринт и выбралась из него, – это настоящий триумф. Ведь ни один из нас в Саентологии... и это означает 175 000 саентологов по всему миру... это почти точная цифра. Вы не знаете о существовании многих из них; они не знают о вашем существовании. Многие из них даже не знают, где находятся центральные организации, и не знают об их существовании. Они думают, что все это было написано Буддой... Возможно, так и есть.

Но суть в том, что вряд ли кто-то из нас не топает ногами, не изрыгает проклятия, не возмущается и не раздражается из-за наказания и контроля. Вот почему мы пытаемся что-то сделать. Вот почему мы как бы объединяемся против других людей. Мы заявляем: «Нам просто не нравится, когда по нашим спинам щелкают бичом. Мы не считаем, что для людей должна наступить эра электронного рабства. Мы не считаем, что людей нужно вовлекать в новые войны». И мы не думаем это лишь про себя; мы можем быть скрытными, присоединиться к Саентологии и держать рот на замке, или же мы можем присоединиться к Саентологии и кричать во все горло.

Мы все революционеры, поскольку считаем, что плохой контроль – это плохо. Мы не считаем, что преступника можно исправить наказанием. Мы полагаем, что его можно исправить одитингом, даже если мы не доказали это к своему собственному... верите вы мне или нет... даже если мы не доказали этого, мы все равно думаем, что если мы проодитируем преступника, он перестанет быть преступником. Понимаете, мы думаем, что это произойдет. Мы считаем, что есть лучший способ привести человека в порядок, нежели забить его до смерти. И я думаю, что все мы в значительной степени разделяем это убеждение. Мы полагаем, что дела могут идти чуть более гладко и с чуть большим АРО.

И те из нас в Саентологии, кто пытался поддерживать активную деятельность, не всегда верили в это. Мы говорили: «Ну, я не знаю. Возможно, мы в организациях не ведем себя достаточно жестко. Возможно, мы не бьем по голове достаточно много людей и не спускаем достаточно много людей с лестницы». Так что я установил такое правило: я бью по голове и спускаю с лестницы только тех, кто настаивает на том, чтобы бить людей по голове и спускать их с лестницы. И я всегда вышвыриваю таких людей в одном направлении, а именно: за дверь. Ведь я знаю, что внутри организации присутствует фактор неконтроля. Кто-то грубо обращался с людьми, увольнял их, так или иначе использовал плохой контроль. Так вот, мы либо вышвыриваем такого человека за дверь, либо мы его одитируем. Но мы никогда не выкидываем таких людей из Саентологии.

Нам никуда не деться: мы верим, что для любого человека есть надежда. Я не сомневаюсь, что все мы так полагаем, иначе бы нас здесь не было. Мы полагаем, что любой человек в любом месте... это что-то потрясающее. Кто-то открывает огонь, начинает стрелять в меня из всех четырех стволов, но мне пишут письма не со словами:

«Знаете, кто-то должен заткнуть рот тому парню»; мне всегда приходит с полдюжины писем... мне всегда приходит с полдюжины писем от одиторов: «Как вы думаете, следует ли мне пойти и проодитировать его? Вы не против, если я съезжу к Джо и приведу его в порядок?» Да, но этот парень очень сильно нас подвел, понимаете? Он сделал очень много плохого. И мы будем делать для него то, чего не заслужили многие святые на прошлом траке? Другими словами, мы его спасем, мы позволим ему наслаждаться жизнью и приведем его в хорошее состояние? Именно так – вот точка зрения саентологов. Ага, ему нужен одитинг. Это панацея. Так и должно быть – ведь он работает!

Мы говорим: не наказывайте его, одитируете его. Когда мы злимся очень уж сильно, мы просто посылаем к нему плохого одитора. (Смех) Это самое сильное наказание, на которое мы соглашаемся.

Итак, насколько можно судить по нашим действиям, мы полагаем, что есть правда в следующем утверждении: саентолог – это тот, кто контролирует окружение... контролирует людей, окружение и ситуации с высоты Тона 40. По всей видимости, это и есть саентолог. После того как вы увидите побольше такого рода вещей, я думаю, вы тоже с этим согласитесь.

Спасибо.